Рассказ «ПРАВЫЙ КРАЙНИЙ»
Рассказ-лауреат конкурса коротких рассказов «Игра, изменившая жизнь»
— Сидоров, я тебе ноги оторву!
Тренер бегал по кромке поля и орал благим матом.
Он как будто вообще орал. В воздух. Но вихрастый мальчишка на другом краю поля, изо всех сил пытаясь догнать соперника с мячом, убегал от этих слов, отталкивался от них пятками бутс, чувствуя, как они иглами втыкаются в него.
— А как же я без ног то?
Он представил тело отдельно и две ноги с кровяными ошметками отдельно. Боли не было. Что именно так все и будет, тренеру верил.
— Не могу. Не могу. Не могу.
Тело знало, что скорость соперника выше его физических возможностей.
Слова тренера толкали Сидорова, Сидоров толкал ноги, ноги толкали тело, а тело не толкалось. Ну, никак. К нему, как будто прицепили рельсу, и она волочилась позади, удерживая Сидорова, сжимая его грудную клетку и не давая возможности вздохнуть.
А соперник с мячом убегал.
Если вспомнить, что Сидоров защитник, то понятно, что дальше уже ворота.
Сидоров бежал. Бежал, когда соперник убегал, бежал, когда центральный защитник перехватил мяч, бежал, когда мяч выкинули на половину команды соперника, бежал…
Бензин кончился внезапно. Ночью. Зимой. Где-то посреди серпантина. В горах. Где даже сотовой связи не было. Луна такая, хоть залейся — яркая, полная, острая. Но холодная. И температура ниже нуля. Машина стынет. А в машине дети. И жена.
— Может, дождёмся? Вдруг попутка…
— Да какая тут попутка. И днём то никого.
— И как ты…?
— Не начинай, я думал, что с собой канистра… Обычно была.
— Мама, мне холодно.
— Потерпи, сынок.
— А нам и укрыться нечем. Ни пледов, ни пуховиков. «Быстро доедем».
Если что-то случается, то обязательно всё и сразу. Впереди ночь. А машина, хоть и современная, но жестянка. И без печки совсем труба. Можно прижаться друг к другу – всё теплее будет. Но ноги…. Ботинки не по сезону.
Медлил.
— Как я могу уйти? И бросить их тут?
— Голову мне оторвать.
— Знаешь, зверей тут нет. Если попутка, заберут. До поселка пара часов пути, если через горы. Я знаю.
— Но…?
Пошёл.
Дорогу как будто знал. Шел по вершинам. Оглянулся – на трассе чернела точкой машина.
И… ух… провалился. По грудь.
Поле огромное. Когда стоишь на своей половине, вратаря другой команды почти не видно. Если сбегать туда и обратно, то можно ложиться на траву и дышать-дышать-дышать. Это потрясающее чувство – лечь на траву и закрыть глаза. Ровно, мягко, и хорошо пахнет.
Хочется облиться водой. Открыть бутылку и вливать в себя, подставив открытый рот, пусть льется, пусть выливается, путь течет по телу, по форме.
— Сидоров, бегаешь за Ивановым. И чтобы ни на шаг не отставал.
На тренировке тренер приставил Сидорова к самому опытному, быстрому игроку. Тот двигался так, что не успеть взглядом. Вот он идет с мячом, вот он уже отдал пас, и вот он уже где-то позади тебя уже бьет по воротам.
— Как я за ним успею?
Но бежать надо. Впереди себя. И мальчишка бежал. Если спросить его «куда?», не ответит. Просто рвался за этим долговязым. Влево-вправо-назад-вперед. Тот оказывался в тех местах, где его никто не ждёт. Тот принимал и отдавал мяч в одно касание. Тот выныривал из-под спины и исчезал где-то под рукой.
— Не могу. Не могу. Не могу.
Тело как мешок с песком – тяжелое, неповоротливое.
Он совал ноги в мяч в ногах долговязого, но мяч постоянно был уже где-то в другом месте.
А потом уже плюнул и просто был рядом. Куда долговязый, туда и он.
Сидоров уже почти не чувствовал ног. Мороза вроде и не было, но он очень сильно промок.
Наст был только внешне ровный и крепкий. А на самом деле уже рыхлил – не держал Сидорово тело. Сил уходило много – выбраться из провала, опереться на наст, который крошился под руками, вытащить тело, нащупать опору, толкнуть вперёд, снова провалиться. И снова по грудь.
Снег мокрый, облипал одежду, промокал ткань, тяжелил. И так не менее часа уже.
— Не могу.
— Вернуться?
Но обратно уже не меньше.
И края не видать. Точнее, край то виден – там вон гора, там лес, там река. Черными резкими полосами рисовался рельеф. И куда идти почти понятно. Только как идти не понятно.
В их секции было 2 тренера. Лисов и Губов. Лисова называли мастером раскатки. Он был легким, подвижным. Отлично владел мячом, делал крутую распасовку. А Губов был тяжелым. Зато говорили, что он из любого «Г» чемпиона сделает.
Подхватив какое-то смутное ощущение Сидоров встал на колени. Как будто наполнил тело воздухом, превратил в одуванчик, который практически не давил. Он как бы сам выталкивал тело вверх.
Сначала вставал на колени. Но снег отказывался играть в его игру, разваливался. И Сидоров распластался.
— Как же я сразу …?
Пополз. Максимальной звездой. Только руки гребут. Красные, студёные под тонкими мокрыми перчатками. И ноги максимально раскинуты, застывшие.
А потом появляется какая-то опора. Как второе дыхание, как третий глаз. Когда знаешь, что тут предел, а вон и нет, ноги то сами толкаются, бегут.
Как то однажды команда играла в зале. Какой-то турнир. Сидорову, в общем, места не было на поле. По его ощущениям. Игроки бегали быстрее, чем он мог понять, что происходит. Стоял где-то позади, сменялся довольно часто. В общем, мешался. В очередной аут тот же самый долговязый не знал, куда мяч кинуть – соперники всех закрыли. Сидоров зачем то побежал вперед, куда-то в центр. Увидел взгляд долговязого и просто прыгнул. Он даже мяча не увидел. Но голову подставил примерно туда, где он должен был оказаться. И мяч печатался в ворота. Гол.
— Сидоров, ты что это, знаешь, как бить? – Губов улыбался.
Позднее на него даже начали играть. Он даже пытался открываться и пасовать, бить, прыгать. Но больше случайностей не случилось. Тренер посадил его на скамейку запасных.
И оставил довольным, со своей лентой про забитый мяч.
На мокрую одежду и заставшие конечности уже не обращал внимания. Не до того. Вроде поймал ритм.
— Тело легче воздуха. Качнулся. Перенесся.
А вот река. Тут вдоль уже без провалов. Можно вставать. Но так хорошо лежать. И дышать-дышать-дышать. И закрыть глаза.
И чаю. Горячего. Налить в чашку и осторожно втягивать, жмурясь. .
Надо вставать.
— Не могу.
— Сидоров, я тебе ноги оторву!
— А как же я без ног то?
Поднялся. Пополз. Встал на ноги. Поплелся. Пошел.
Как пришел к окнам, стучался, говорил, объяснял – осталось в ленте.
Взревел снегоход с волокушами, помчались. Как спокойно от рёва мотора. Как тепло под волчьей шубой.
— Мам, я больше не буду играть. Я только мешаюсь. Мне Губов ноги оторвёт. Он обещал.
Тёплая женская рука гладит по голове.
— Лёша, всё хорошо, не думай об этом. Теперь всё хорошо.
В глаза влился белый свет. Внутри света разглядел жену и детей.
— Всё хорошо. Мы уже совсем замёрзли, часа четыре прошло, утро уже скоро, я детям всё время ноги тёрла. И тут услышали мотор. Спасибо тебе.
В его ленте осталось – как хлопали двери машины, как обнимал детей под шубой, как не мог встать, потому что ноги были тяжелыми.
— И не переживай сильно, хирург очень хороший попался.